"Рукопись, найденная при странных обстоятельствах"

     Эта статья - о книгах Станислава Лема. Выбор темы объясняется просто - мне нравится этот писатель: как он пишет, что он пишет.
     Как ни велик соблазн попробовать написать о том, как пишет Лем, от этого придётся отказаться. Чтобы иметь право поддаться этому соблазну, желательно иметь соответствующее образование. К счастью, оно не нужно, чтобы читать книги и бродить по лесу.
     В большом лесу можно увидеть нового зверя - но мы узнаём прежде всего зверей, в какой-то степени знакомых. Так что если Вы сочтёте самыми интересными у Лема не те вопросы, что я, это будет лишь естественно.
     Мне показался интересным вопрос о психичности техники. Сразу вспоминаются споры на тему «могут ли машины мыслить». Со временем споры утихли, а некоторые из спорящих, занялись делом - созданием машин (которые пока не мыслят). Известным законам природы мыслящие машины противоречат не более, чем мыслящий человек, так что аргументы против могут быть только от антропоцентризма. Но и веского аргумента за до сих пор не видно.
     Лишь под занавес споров о мышлении у машин спорящие выяснили, что под мышлением они понимают зачастую разные вещи, кроме случаев, когда считают, что мышление - это «нечто такое, что делает человек». Ограничиваться таким же ответом на вопрос «что такое психичность?» не хочется. Итак, что такое психичность в лемовском понимании, когда и у кого она бывает?
     Проще начать «от противного». Что Лем, судя по реакции людей, окружающих искусственную систему, не считает признаком психичного поведения? Прежде всего, тривиальные внешние признаки - точность отражения внешней обстановки – «Вторжение», эффективность действий в новой ситуации – «Непобедимый», обучаемое поведение – «Ананке», суперсложное, но всё же постигаемое человеком поведение - Элистер Уэнрайт, Being, Inc., даже сложное до непостижимости поведение – «Непобедимый», даже явное интеллектуальное превосходство Голема XIV-го.
     Призыв «копать глубже» довершает Терминус, от общения с которым Пиркс чуть не поседел, и который оказывается не только апсихичным, но и почти не мыслящим автоматом.
     Не являются признаком психичности ни коллективное поведение ни поведение непредсказуемое - эти две гипотезы Лем не рассматривает, видимо, за очевидностью. Действительно, машинные модели простейших проявляют коллективное поведение, а поведение рулетки непредсказуемо. Но и способность к предсказанию событий не оказывается признаком психичности – «137 секунд». И даже попытки автодескрипции, которые делают героини «Соляриса» и «Маски» и Барнс из «Дознания» сами по себе ничего не доказывают - любое познающее устройство рано или поздно в процессе познания наткнется на самое себя...
     Однако характерно, что попытки автодескрипции делают у Лема системы, которые мы позже признаем наделёнными психикой. А как же, ведь самокопанье - это так по-человечески... Но при чём здесь, собственно, человек?
     Лемовское - summa contra anthropocentrismum – «Доктор Диагор». Создания доктора пытаются освободиться от создателя, а последнее даже использует его в своих целях – но, увы, ни то, ни другое - не психичность... просто эмоции Диагора, оказавшегося игрушкой своего творения, даны уж очень психично. И даже попытка подчинить себе всё человечество, сделанная Другом, не означает его психичности.
     Антропоцентризм всё же силен - Эл Брегг признает психичным сломанных роботов «Возвращения со звёзд», ожидающих своей очереди в печь - ещё бы, они обратились к нему за помощью. О милосердии взывал и компьютер, увидевший над собой Молот; но его Лем признает психичным по другой причине. Тот же, кто держал молот, разбираться в этих тонкостях не стал. Антропоцентризм - не критерий, но куда же от него денешься, если не являются психичностью ни разработка мировоззренческих гипотез – «14-е путешестие Ийона Тихого», ни возникновение веры в существование по ту сторону конторы по сбору металлолома – «Сумма технологии», ни возможность сойти с с ума – «Охота на Сэтавра», «Клиника доктора Влипедриуса», «Возвращение со звёзд» - просто в сложной системе и поломки сложные.
     Итак, антропоцентризм. В какой-то степени такой подход, может быть, и выход - ведь человек психичен. Так не поискать ли нам психичность техники в области общения её с человеком? Доктору Диагору это не противоречит - ведь он со своими созданиями не общался - он их изучал, а последнее из них успешно изучило его. В общении же, в контакте есть что-то кроме взаимоизучения.
     Начнём мы с простейшего метода общения. Глазомер и реакция не подводят навигатора Пиркса - выстрел - и охота на Сэтавра окончена: глыба раскалённого металла падает на камни. За несколько секунд до этого Сэтавр спас Пиркса. Не был ли машинный гуманизм признаком психичности? Впрочем, сам факт проявления одного гуманизма остается сомнительным - уж очень быстро всё происходит. И Пиркс остаётся жить со своими сомнениями.
     Блеск и слабый порыв ветра - ведь это был маленький дестабилизатор. На большой не хватило материалов. Но больше на станции Солярис не будет Хэри К. Крис Кельвин может теперь носить при себе, вместе с рвущейся на сгибах открыткой, ещё и записку написанную тем же почерком, только на десять лет позже. Хэри ушла, как и первый раз, по своей воле. Какие уж тут сомнения…
     (Почему здесь причислена к технике Хэри Кельвин? Крис не воспринимал её как "технику", но он не мог быть объективен, Снаут и Сарториус сочли её “техникой". А чем считал её Океан?)
     Нет сомнений и в формуле Лимфатера - всё сформулировано, все точки над всеми буквами, битые стёкла, оборванные провода... Неясно лишь, откуда берется этот абсолютный гуманизм, с глазу на глаз и под угрозой уничтожения? У биологических систем гуманизм возник в результате межлопуляционного отбора (Грант В., «Эволюция организмов», Мир, М., 1980, с. 119), т.к. он увеличивает вероятность выживания. "Относительный гуманизм" - в обществе и не под угрозой уничтожения - критерием психичности не является, т.к. может быть просто оптимальным поведением, - как это прекрасно объяснил Барнс из «Дознания».
     Абсолютный гуманизм биологических систем объяснить легко - естественное желание «понять - значит упростить» вызывает попытки упростить решение сложной задачи о мере гуманизма в конкретной ситуации. Предельно упрощённое решение - абсолютный гуманизм. Его невозможно реализовать, как и любой абсолют, но можно декларировать;  практические реализации - вегетарианство на идейной почве (не от нечем себя занять!) и ахимса - достаточно далеки от абсолюта. Но абсолютизация гуманизма возникает очень редко, в сложных системах, прошедших большой путь развития и только в ситуациях, когда чисто материальное существование обеспечено. Таким образом, абсолютизация гуманизма - ошибка, встречающаяся только у высокоразвитых систем. Откуда она могла взяться у механизмов, в которых не вчера - позавчера затянули последние болты?
     Психичности и, в частности, гуманизму, система может научиться от людей. Так возникает психичность у ребёнка. Такой путь показан в «Солярисе» и «Маске». Хэри и соблазнительница Арродеса умеют ставить задачи; обе они наделены эмоциями; обе они в процессе общения с людьми (это подчёркивается Лемом) приходят к гуманизму. Итак, один вариант - психичность, возникшая в процессе общения с человеком и проявляющаяся в гуманизме и наличии эмоций. Способность к постановке задач при этом подразумевается, т.к. проявление гуманизма невозможно без постановки задач. Система с «человекоподобной» психикой должна быть идентифицируема на очень «человеческом» языке - поэтому Лемом акцентируется наличие свойственных обычно человеку эмоций и попыток автодескрипции - признака сложности. У других психичных систем Лема эмоции либо не показаны - у Анела из «Несчастного случая», либо их эмоции проявляются много слабее, чем у Хэри и Маски - у верного робота Граумера, Барнса и Кальдера из «Дознания», компьютера из «Молота» и у реализации формулы Лимфатера, слабо  и явно непонятно для человека, как у Голема XIV-го. Правда, ниоткуда не следует, что эти другие психичные системы общались с человеком меньше, а если измерять в "учебных часах", то, наверное, и больше. Но это общение не было близким, не было личным. В значительной степени личным было ещё общение в «Молоте»; поэтому компьютер из «Молота» знал, что такое гуманизм, но, так сказать, теоретически - он его не применял, а к нему взывал, как и сломанные роботы в «Возвращении со звёзд».
     Итак, по мнению Лема, психика человеческого типа с её атрибутами - гуманизмом и эмоциями - может возникнуть у искусственных систем только в процессе индивидуального общения. Продукты чисто группового обучения лишены этих существенных черт человеческой психики.
     Разумеется, и гуманизм, и эмоции есть у зверей, в том числе у тех, которые со времен Ноя не общались с человеком. Но эти звери есть продукт длительной биологической и социальной эволюции, как и человек. Такая эволюция не стоит за искусственными системами.
     Другой вариант возникновения психичности - в результате «простого» усложнения системы, ведь рано или поздно количество перейдёт... Признаком психичности в этом случае является, по Лему, способность к постановке задач, достаточно далёких от предусмотренных их создателем. В глазах человека это есть, во-первых, признак сложности системы, во-вторых, это делает систему якобы похожей на человека, ибо человек считает себя способным на постановку таких задач. Если же эти задачи далеки и от естественных, в человеческом понимании, следствий развития основ системы, то этого признака может быть достаточно - верный робот Граумер ставит и решает задачу изготовления человека, компьютер из «Молота» влюбляется, Анел совершает восхождение, заканчивающееся несчастным случаем. Между прочим - для Лема вообще альпинизм окрашен особо, он часто использует альпинистские мотивы.
     Задачи, которые ставят другие системы, менее экзотичны. Видно, в результате гипертрофии каких-то сторон исходной программы возникло желание спокойной жизни у Барнса, стремление привести «к ногтю» человечество у «электронного Чингис-хана» Кальдера. Неясно происхождение единственного желания у реализации формулы Лимфатера, но само желание прогресса и его понимание как познания мира может быть понятно даже на человеческом уровне. А раз эти задачи менее экзотичны, должны быть ещё доводы за психичность. У Барнса и Кальдера это эмоции, а воплощение формулы Лимфатера гуманно, хотя в этом гуманизме есть что-то от «всё суета», - не назовёшь его человеческим.
     С Хэри можно поговорить «по-человечески», и даже наводящей ужас машине-убийце из Маски монах говорит «Ты - сестра моя». Не может Пиркс, совершенно, кстати, не страдающий ксенофобией, говорить «по-человечески» с Барнсом, хотя тот и сложен «до автодескрипции», чёрные ящики для окружающих - Граумер, Анел и Кальдер. А чем кончается разговор «по-человечески» в «Молоте» и «Формуле Лимфатера»? Просто это хоть и психика, но другая. Первую человек «чувствует нутром», вторую «вынужден признать».
     По мнению Лема, неизведанное ждет нас не только среди звёзд. Его мнение о втором типе психичности созвучно мнению некоторых специалистов по вычислительной технике, полагающих, что возникновения у сверхсистем качественно новых свойств мы можем просто не заметить - уж очень это будет - в нашем понимании - ни на что (то есть попросту на нас) не похоже.
     О проявлениях психичности мы поговорили, что Лем понимает под психичностью, обсудили, а что же такое психичность - определения не дали. А вот что такое стол, мы почему-то знаем. Определение дать можем. Столов мы этих на своем веку тысячу передвигали, да и стульев тоже. В этом и дело - мы изучили много однотипных объектов и объектов близких, но других. Вот мы и выделили - стол, А что такое психичность? Хороши бы мы были, если бы знали во всём мире только один стол и один нестол и пытались понять, чем стол от нестола отличается. Но если объектов всё-таки мало? Не стоит ли подумать, что вообще может быть сделано из пяти кусков дерева? Как вообще может проявляться человек? И обязательно ли из пяти? И только ли у человека может быть психика?
     …Вот этим Лем и занимается. А понять, что такое психичность, хотелось бы.
     Первобытный человек одушевлял природу - дерево или ветер были для него живыми и психичными - они могли быть добрыми и злыми; убивая зверя или срывая плод, он просил у них прощения. Позже понятие психичности сузилось, ещё недавно за убийство раба - говорящего орудия - лишь платили штраф. Свободные граждане, настоящие греки - это же совсем другое дело... Понятие психичности и по сей день расширилось не везде. Правда, из недочеловеков уже не делают мыло, но в качестве говорящих, а ещё лучше молчащих - орудий их используют на доброй трети планеты. Законопослушные, добропорядочные граждане - это же совсем другое дело...
     Герои Лема даже не платят штрафов, они орудуют молотком, лазером, плавильной печью и малым дестабилизатором, но разве существо проблемы от этого меняется?
     Выносимое нашим предком, персонажами Лема и нами решение о психичности определяет и действия, и моральную ответственность за них. Только после признания психичности становится возможен контакт с представителями другой цивилизации - Солярис, Эдем, без признания её контакт невозможен - Непобедимый. Друг. Признание апсихичности снимает вопрос о возмездии за гибель товарищей - Непобедимый и вообще в корне меняет отношение к социальной системе, даже если элементы системы наделены психикой, как то обнаружил Ийон Тихий в своих 11-ом и 13-ом путешествиях.
     Оказывается, в ходе слияния элементов в систему она может не усложняться, а упрощаться. Действительно, закон Менделеева - Клапейрона проще законов движения молекулы в газе, а социология «Государя» Маккиавелли проще психологии Ромео и Джульетты.
     Только после признания психичности объекта наших действий возникает ответственность. Как, никто из вас не хочет слетать на Солярис и поменяться местами с Крисом, заменить Пиркса в охоте на Сэтавра или Брегга из «Возвращения со звёзд» в деловой поездки на завод по переработке металлолома?
     Странно, не правда ли? Так что понять, что такое психичность, действительно хотелось бы.

     В биологии нет ничего небиологического. Это не игра в слова - просто биологическая эволюция была длинна. Неудачные модели Генерального конструктора нашли место в божественном Политехническом музее - эволюция не разбирает на детальки. Чем ограничены модели?
     Биология стоит на фундаменте химии, она - на физике. Не могла эволюция сделать человека с термоядерным источником энергии - а как было бы здорово? Не могла эволюция сделать человека с фторопластовыми шарнирами, не боящимися отложений солей. А ведь надо соблюсти ещё и законы биологии. И стоит в музее, на почётной витрине, за большой алмазной лупой, маленький муравей, предвосхитивший лемовскую «Формулу Лимфатера», овладевший мгновенным схватыванием обстановки, но остановленный законами биологии перед последним шагом к совершенству,
     Но даже ничему не противоречащее новое свойство проходило строгий отбор. Оно должно было увеличить выживаемость, иначе нет причин для закрепления этого свойства. Красивы и изящны бакенбарды, но они могут помешать бегать через кусты (А.Н., Б.Н. Стругацкие, «Малыш»). Новое свойство будет полезно потом - недостаточная мотивировка. Эволюция не может создавать органов, которые совершенно бесполезны в зародыше (лемовская «Формула Лимфатера»). Тот, кто провертел первую дыру в камне был, конечно, первым homo sapiens (А.Н., Б.Н. Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»), но если он и без того «ел, пил, спал в свое удовольствие»?
     Но и это не последний барьер. Свойство, проверяемое на биологическую целесообразность, должно наследоваться - генетически или путем научения (сознательного или бессознательного). Не наследуется генетически умение извлекать корни седьмой степени в уме. Не удаётся обучать детей «не набивать шишки».
     Разве может после этого многоступенчатого отбора остаться что-то антибиологическое? Расширяя область поисков, приходим от индивида к стаду.
     Индивида изучает биология, стадо изучает социология. Социальные свойства имеют своим фундаментом биологию, просто потому, что социум состоит из индивидов. За какую ниточку ни потянешь - вытащишь или женщину, или еду, или власть (А.Н., Б.Н. Стругацкие, «Улитка на склоне»). Впрочем, дворцовые интриги, яд и обжорство укорачивают жизнь коронованным вожакам.
     Разумеется, здание не кончается фундаментом и возникает вопрос - всё ли в человеке биологично? Ведь с точки зрения биолога существование неприспособительных признаков уже сомнительно (В. Грант, «Эволюция организмов», Мир, М., 1979). Нет, конечно! У человека есть любимое дитя – Культура.
     Культура вообще - результат люфта между природой и человеком - то есть то, что как раз не влияет на выживаемость, то, что не диктуется природой человеку. Такова лемовская Модель культуры, Однако это так лишь в «начале» культуры, а затем она может повлиять на выживание, вплоть до полного уничтожения носителей её. Люфт растет, рама ходит ходуном, дрожит фундамент, машина идёт вразнос - XX век.
     Культура может уничтожить человека, изменив окружающую его среду (Дубинин Н.П., Вести, АН СССР, 1980. № 6, с. 73) или разорвав связи человека с этой средой и замкнув их на него (А.Н., Б.Н. Стругацкие «Хищные вещи века»), изменив человека до неузнаваемости, вмешавшись в его биологию (Тихоненко Т.И. Вести. АН СССР. 1979, № 8. с. 57).
     Культура может уничтожить человека и более сложным путем - соответствующим образом преобразовав аксиологию и мораль (Ст. Лем, «Альтруизин», «Возвращение со звёзд»). Почему вообще аксиология и мораль могут быть различны? Разве не естественнее, чтобы они были у всех одинаковыми - самыми хорошими?
     Биологическая разница есть между всеми биологическими существами. Зачем она - биология знает. Разброс аксиологии и морали между обществами есть по той же причине - он так же необходим для гомеостаза, как мутации - только это социальные мутации. Зная, какие общества оказались нестабильны в прошлом, мы можем предсказать судьбу существующих, то есть направление отбора,
     Естественный отбор, и биологический и социальный, не может быть плох или хорош - это закон природы, и он не подлежит оценке просто потому, что из неё не следуют действия. А хорош или плох искусственный? Постановка такого вопроса подразумевает «высшее существо». Для искусственного отбора в биологии животных - это человек. Для искусственного отбора в биологии человека или иного разумного существа - это власть (в лемовском Эдеме, а на Земле - в истории Германии) или другая цивилизация (как человек для животных). В социологии человека - это власть, в социологии цивилизации - это сверхцивилизации.
      Оценка разброса аксиологии и морали всегда отрицательна и всегда бессодержательна, т.к. оценивать одну мораль и аксиологию с позиции другой нельзя - это явления одного уровня. Даже более простая задача - оценка сверху вниз - далеко не тривиальна. Мы до сих пор не знаем, что такое прогресс в биологическом смысле (Тимофеев-Ресовский Н.В., Природа, 1980. № 9, с. 62), а уверяем себя, что понимаем, что такое прогресс социальный. Доверите ли вы строительство вашего дому крупному специалисту по крышам, ничего не понимающему в фундаментах?
     Разные варианты морали можно оценивать только с точки зрения «надморали» а я не вижу другой «надморали», «надаксиологии», кроме того же гомеостаза.
     Лем показывает разные варианты аксиологии и морали в «Возвращении со звёзд», «Альтруизине», «Сумме технологии» и ряде «Путешествий Ийона Тихого», причём, в соответствии со сказанным, всегда в мрачных тонах. Однако все эти общества у Лема явно гомеостатичны. Лем, конечно, не утверждает, что варианты, реализованные на планете Земля, наилучшие, но они явно не исчерпывают списка; он, Лем, лучших придумать не берётся (прозрачная аллегория в «Повторении»).
     То, что антибиологично, в основном до нас не дошло - вставшие на этот путь гибли. «Вид, зашедший в тупик, вымирает полностью» (Ст, Лем, «Формула Лимфатера»). Тупик - имеется в виду не отсутствие развития, а отсутствие эффективных «ходов» в игре с природой. От видов, зашедших в тупик и погибших там, не остаётся генетических следов - поэтому такие процессы будут повторяться. Социальная эволюция гуманнее - изучив, почему погибли цивилизации древности, мы можем (?) это учесть и не повторить их ошибок. Можем, но вовсе не обязаны. «Народ, не помнящий свою историю, осуждён на то, чтобы пережить её вторично» (И. Эренбург).
     С другой стороны, законы истории имеют, хоть и в меньшей степени, чем законы физики, объективный характер и их знание вовсе не означает их отмены. По определению «свобода воли» - это действие с полным пониманием. Интересно, если мы придём к выводу о том, что находимся в тупике и вид homo обречён, будет ли движение в этот тупик «с полным пониманием» свободой воли или нет?